Россия, 2015. Без комментариев...

Август 1991-го. 24 года спустя...

Сегодня все вспоминают те три августовских дня 1991-го. Некоторые даже спустя 24 года ничего не поняли, если до сих пор пишут о том, что "август 91-го года когда-нибудь будет назван в истории России вершиной демократической революции."

Я же перечитала свою статью 2006 года "Миг свободы" и не захотела в ней ничего менять. Предлагаю перечитать её и моему читателю.

Российская идентичность: есть ли альтернатива великодержавию? Интервью украинской газете "День"

Роман Гривинский: История, или же, скорее, ее очень своеобразная интерпретация, нынче является одним из главных приоритетов государственной политики РФ. И дело тут не только в создании определенных исторических мифов с помощью все более помпезных «парадов победы» на 9 мая или же строительства памятника киевскому князю Владимиру в Москве. Именно в прошлом российская власть ищет вдохновение и даже конкретные модели для  реализации своей нынешней политики. И, как считает известный историк и публицист Ирина Павлова, в роли одного из главных образцов тут предстает Сталин и выстроенная им система власти. Является ли путинский режим таким же устойчивым, как сталинский? Возможна ли в современной России трансформация системы власти снизу? Об этом, а также о своем понимании ответственности российского исторического сообщества за ситуацию, в которой оказалась страна, Ирина Павлова рассказала в интервью газете «День». В номере от 19 августа опубликована его первая часть.

В номере от 20 августа - вторая часть интервью.

Сила и слабость путинской власти

«Страх» так называется запись Лилии Шевцовой в Facebook, которую 11 августа перепостил сайт kasparov.ru:

«Это именно то, что сегодня демонстрирует власть. СТРАХ – это забетонированное политическое поле; перенос думских выборов; отказ оппозиции в участии в региональных выборах; разрушение Конституции; создание "правового" обоснования для беспредела; создание "врагов" для перевода России в режим военного времени; шантаж окружающего мира. Полный набор действий, которые во все времена были проявлением неуверенности власти в том, что ей удастся удержать власть».

Эти рассуждения – продолжение всё тех же заклинаний об агонии режима и о скором его конце. Кто только об этом не писал! Кроме процитированного автора, Андрей Пионтковский, Гарри Каспаров, Валерия Новодворская, Владимир Буковский, Владимир Надеин и многие-многие другие. Этим заклинаниям уже несколько лет. Одна из моих статей «Чистая иллюзия» с возражениями подобного рода рассуждениям написана почти 7 лет назад.

Пора бы уже понять, что власти такого типа, которая действует как администрация на оккупированной территории, не страшны ни беспорядок, ни воровство, ни коррупция. Они ей, конечно, мешают, но представляют для неё неизмеримо меньшее зло, чем организованное сопротивление. От власти требуется лишь удерживать подобного рода неприятные явления в определённых пределах. Что же касается организованного сопротивления, то оно в современной России не просматривается. Власть не зря все эти годы оттачивала мастерство политических манипуляций, пропаганды и популистских мер. Не зря она так последовательно занималась укреплением правоохранительных органов. 

Более того, она научилась обращать негодование общественности в свою пользу гораздо более тонкими методами, чем это делалось при Сталине, когда надо было «поднимать ярость масс». Сегодня прогрессивная общественность во многих случаях даже не осознаёт, что играет на стороне власти и по её правилам, тем самым укрепляя её, в частности, выполняя за власть работу «чистильщиков». Примером этому является так называемая борьба с коррупцией во главе с Алексеем Навальным.

Власти такого типа можно сколько угодно и вполне справедливо предъявлять обвинения в произволе, беспорядке, коррупции и т. п., но при этом не следует упускать из виду, что как раз эта российская повседневность отвлекает народ от целей и задач верховной власти, распыляет его силы в постоянной борьбе за существование. При этом власть не только успешно решает собственные задачи, но и позиционирует подвластную ей страну на мировой арене так, как она себе это представляет, руководствуясь традиционными идеями великодержавия. 

И никто пока не может этому противостоять – ни в стране, ни в мире. Более того, можно воочию наблюдать, как лидеры западных стран шаг за шагом идут на уступки, не осознавая, к чему в итоге такая политика может привести.

Нюрнбергский трибунал-II

В своей статье «К вопросу о новом противостоянии России и Запада», упрекая западных экспертов в том, что они не предлагают реального выхода из сложившегося тупика, сама я оставила вопрос открытым (хотя ответ у меня был сформулирован). 

Сегодня после заявлений председателя российской Государственной думы г-на Нарышкина о необходимости создания международного военного трибунала по атомным бомбардировкам Хиросимы и Нагасаки в 1945 году и о том, что «у преступлений против человечности нет срока давности», и особенно после его публикации в «Российской газете» 9 августа под названием «Август провокаций» пришло время поставить и свой ответ. Невозможно не ответить на заключительный пассаж его заявлений: «А что до международного трибунала, то он пройдет однажды совсем по иному поводу, чем хотят его сегодняшние заказчики. И когда-нибудь действительно объективный и профессиональный суд учтет все факты, включая те, о которых я сегодня написал. Будет такой трибунал, а не какой-то другой. И мы с вами - до него доживем».

На мой взгляд, ответом Запада на политический вызов Кремля мог бы стать новый Нюрнбергский трибунал, дополняющий решения трибунала 1945/1946 годов. Кремль и его пропагандисты должны быть лишены возможности постоянно апеллировать к Нюрнбергскому трибуналу 1945/46 гг., стремясь таким образом навсегда закрыть вопрос о его тенденциозности, обусловленной обстоятельствами того времени, когда судьями и обвинителями были представители не нейтральных государств, а стран-победителей. Советский Союз тогда настоял на осуждении и наказании только нацистской Германии и при содействии и малодушии союзников заблокировал даже самые робкие попытки указать на провокационную роль Сталина в развязывании войны в Европе в надежде на «расширение социалистического фронта силой оружия». В продолжение той сталинской политики и сегодня любые попытки рассмотреть действительную роль СССР в начале Второй мировой войны расцениваются как покушение на «нашу Победу».

Именно поэтому необходим Нюрнбергский трибунал-II, новый объективный суд над виновниками развязывания той войны. К настоящему времени, благодаря публикации в конце 1980-х – начале 1990-х годов ряда принципиальных документов, накоплено немало новых сведений о политике, приведшей к той войне, которые могли бы стать фактической основой для нового процесса. Нюрнбергский трибунал-II просто обязан рассмотреть все те вопросы, которые были заблокированы с подачи Сталина 70 лет назад. Специальное внимание необходимо уделить провокационной речи Сталина 19 августа 1939 года перед своим окружением. И, наконец, дать слово проигравшей стороне и получить ответ на вопросы, поставленные правительству Советского Союза министерством иностранных дел Германии в ноте от 21 июня 1941 года. 

Российскую власть необходимо навсегда лишить соблазна строить свою политику на человеческом невежестве, лжи и дезинформации. Считаю, что только Нюрнбергский трибунал-II способен мирным способом образумить зарвавшихся российских властителей и сегодня действующих во внешней политике сталинскими методами провокаций.

Пропавшее звено. К полемике Михаила Берга и Игоря Яковенко по поводу газеты «Коммерсант»

1 августа на сайте kasparov.ru появилась статья Михаила Берга, привлекшая моё внимание точностью диагноза, поставленного газете «Коммерсант». Он обвинил её в «продуцировании опасной иллюзии о вредности и несовременности политики», в том, что редакция выдумала средний класс как «новое обозначение для старой/новой номенклатуры и обслуживающего их класса интеллектуалов», что это «гениальное изобретение» легитимировало «номенклатурную приватизацию и номенклатурный капиталистический успех», став тем «псевдообъективным зеркалом», в котором отражалось «совсем не то, что происходило на самом деле». 

По мнению Берга, «Коммерсант» должен был ориентироваться не на «номенклатурных победителей в борьбе за приватизацию государственного пирога», а на «бедных интеллигентов», на реальную, хотя и «чуть-чуть убогую демократическую оппозицию». 

Игорю Яковенко очень не понравилась статья Берга. И он ответил на неё 5 августа. Он, наоборот, считает, что «Коммерсант» был вызван к жизни не «кагэбэшной корпорацией», а «нарождающимся слоем предпринимателей», что он «был создан как нормальное деловое издание нормальной рыночной модели» и вовсе «не был предназначен для революционного преобразования общества».

Упрекая Берга в лево-либеральности и неясности той альтернативы из бедных интеллигентов, которые могли стать предполагаемой демократической оппозицией, Яковенко полагает, что у такой оппозиции не было ни финансовой, ни социальной базы, что «такие альтернативы опираются на структуры гражданского общества, которые в России отсутствуют. А опираться на пустоту как-то неудобно».

И вот здесь-то и кроется принципиальная ошибка либеральных российских журналистов, неважно, к какому крылу они принадлежат – лево- или праволиберальному. Ошибка в том, что из рассуждений обоих уважаемых авторов выпало звено, которое в истории современной России могло сыграть судьбоносную роль. Эта «пустота», о которой говорит Яковенко, имела название. Это тот самый малый и средний бизнес, причем не только в Москве, но и в российской провинции. В него, кстати, шли и интеллигенты, и именно этот слой, растущий «снизу», во всех демократических странах составлял ту самую «почву», откуда росли демократические процедуры и институты, те самые «структуры гражданского общества, которые в России отсутствуют».

Однако с самого начала так называемых экономических реформ в России независимые предприниматели оказались в принципиально иной ситуации, чем крупные, которые получили недра страны, её фабрики и заводы в свое владение по воле верховной власти и устроились под её крылом на положении верных холопов. Своих холопов эта власть могла миловать, а могла и строго наказывать. Именно к ним относятся слова С. Белковского, что «российский крупный бизнес – объективный враг демократии».

Что же касается обычных граждан, изначально никак не связанных с властью, то их попытки «заканчивались неудачей или после первых предпринимательских шагов, или чуть позже, когда у них появлялись первые деньги». А ведь «среди них было немало людей грамотных, умных, хорошо знающих свое дело и готовых идти на предпринимательский риск». Именно этот слой мог бы стать основой настоящей демократической оппозиции, если бы либеральные журналисты (и газета «Коммерсант»!) понимали это, вдохновляли людей на создание малого и среднего бизнеса, учили их выражать свои материальные интересы на языке политики, способствовали созданию ими своей, по-настоящему либеральной партии.  Именно их интересы тогда следовало защищать перед лицом верховной власти и перед местными чиновниками. Но этот слой был неинтересен, в большинстве своём провинциален, да и не мог он оплачивать дорогую рекламу для «Коммерсанта».

Трагедия страны в том, что здесь осталась нереализованной альтернатива советской модели: именно малый и средний бизнес надо было всячески поддерживать и развивать, именно эти люди, пока у них не опустились руки, могли в итоге стать основой сборки новой свободной и правовой России. 

Советская модель – это огосударствление: пусть и в современном антураже, с компьютерами, айфонами, айпадами, но с той же традиционной верховной властью и закрепощением народа, в том числе и богатых предпринимателей. 

Вот поэтому в результате проиграл и «Коммерсант». «Окончились смутные времена, как справедливо заметил Берг, власть определилась со стратегией и поняла, что интеллектуалы ей больше не нужны. Не перед кем строить сложную систему культурной легитимации, задачи упростились, понадобились не эксперты, а пропагандисты».