Миг свободы

15.08.2006

Что же произошло в августе 1991-го? Спустя 10 лет 62% опрошенных ВЦИОМом либо затруднились ответить на вопрос, кто был прав в тогдашнем противостоянии, либо сказали, что не успели разобраться в ситуации. Противниками путчистов себя назвали 24%; через год их число уменьшилось на 7% при соответствующем росте числа сторонников ГКЧП. Можно предположить, что к 15-летию событий доля противников ГКЧП сократилась еще больше.

Что это было? Каков же смысл случившегося в течение тех трех дней? Демократическая (или буржуазно-демократическая) революция, как писали тогда многие по свежим следам? Или всего лишь краткий миг свободы, когда демократические элементы российского общества объединились в сопротивлении ГКЧП, который представлял союзную коммунистическую власть? Объединились они тогда вокруг первого всенародно избранного российского президента Бориса Ельцина, получившего на выборах 57% голосов. Он и стал символом тех дней, повлекших за собой крах коммунистического режима, а затем распад СССР.

Однако основной результат Августа 1991 года - не демократическая революция, не победа демократии, а смена власти. В российском обществе не было гражданских структур, способных сплотить общество и действовать отдельно от власти, а тем более противостоять ей. В результате Августа 1991 г. номинальная российская власть, как писал в то время автор провидческих статей Виктор Дорошенко, стала реальной властью. В те три дня интересы власти и приверженцев свободной России совпали. Но это был лишь миг. Миг Свободы. А дальше, как не раз случалось в российской истории, началось утверждение власти, в данном случае путем реформ, объявленных демократическими.

С самого начала действия Ельцина были половинчатыми. Это почти сразу оттолкнуло от него многих российских демократов, которые уже в октябре 1991 года заявили, что поддерживают его условно. Ельцин не решился поставить вопрос о международном суде над КПСС как структурой власти. Пафос разоблачений свелся к внутреннему Конституционному суду. Расследования и объяснения народу государственной деятельности Коммунистической партии не произошло, не было дано и надлежащей правовой оценки ее политики. В результате, несмотря на указ президента от 24 августа 1991 г. о запрете КПСС, компартия очень быстро возродилась.

Внутренние пертурбации не помешали сохранению и структуры бывшего КГБ со всеми его местными отделениями. КГБ проигнорировал важнейший указ президента о передаче документов о своей деятельности в ведение государственной архивной службы. Владимир Буковский детально описал эти маневры власти в своей книге "Московский процесс". Вопрос о раскрытии сети секретных сотрудников КГБ, как это было сделано в странах Восточной Европы, даже не ставился.

Осознавало ли российское руководство во главе с Ельциным масштаб проблем страны, связанных с реформированием такой страны, как Россия, с ее укоренившимися антидемократическими традициями и коммунистическим прошлым? Осознавало ли оно масштаб деморализации общества за 70 лет коммунистического правления? Сегодня ясно, что нет. Не понимали этого и приглашенные американские советники, либералы-экономисты типа Джеффри Сакса и Андрея Шлейфера. Многие из них, живя в условиях демократии, воспринимают ее лишь как набор социально-политических институтов, как систему сдержек и противовесов. И далеко не все видят фундаментальное основание демократии - право и правосознание граждан. Многими на Западе оно воспринимается как само собой разумеющееся - рыба не замечает воду, в которой плавает.

Разрабатывая теорию перехода коммунистических стран к демократии, так называемую транзитологию, экономисты весьма слабо понимали проблемы страны, в которой даже те робкие ростки частной собственности и связанного с нею права и правосознания, которые появились в конце XIX - начале XX века в результате реформ Александра II, за годы советской власти были вырваны с корнем. А те, кто все-таки говорил о правовом государстве, вряд ли могли дать рекомендации, как развивать правовое сознание в неправовой стране, причем не только у общества, но и у власти, переломить исконную российскую традицию, по которой, как говорил шеф жандармов Бенкендорф, законы пишутся для подданных, а не для государя.

Мало кто слушал тогда немногочисленные голоса тех, кто предупреждал, что переход к демократии в России "требует не судорожной капитализации, опасной повторным отторжением, а внедрения правосознания, пунктуального соблюдения гражданских прав, внимательного учета социокультурных характеристик России при распространении буржуазных отношений в ее социальной системе. Без буржуазности гражданского общества в России не создать, но буржуазность, капитализация должны занять в этом процессе не первое место, а третье, включаясь по необходимости и в приемлемых формах". На деле же все произошло с точностью до наоборот. Имела место та самая судорожная капитализация, которую Юрий Давыдов справедливо назвал "революционным насилием в либеральной экономике". Вполне закономерно, что такая капитализация вызвала у населения реакцию отторжения, подобно тому, что произошло в октябре 1917-го, когда многие поддержали большевиков.

Силы, которые в августе 1991 года стояли за ГКЧП, взяли реванш в современной России. Вот почему власть предпочитает не вспоминать те дни. Режим наследников КГБ называет себя "суверенной демократией". От демократических институтов, возникших в годы перестройки, остался лишь фасад, который придает демократический имидж режиму так же, как бутафория "социалистической демократии" - коммунистической системе. В основе современной российской власти - тот же самый секретный антиправовой механизм, отлаженный еще при Сталине. Переход к назначению губернаторов в конце 2004 года завершил восстановление этого механизма.

Не без благословения "сверху" реанимируется фигура самого Сталина, изображаемого великим государственником. Российская элита, обслуживающая власть, захлебывается от восторга, что коммунистическую систему правления удалось очистить от мешавших ей атрибутов. Идеология заменена политтехнологиями, церковь, общественные организации, в том числе и молодежные, на службе у власти. Теневой собственности не нужно больше скрываться, она открыто принадлежит властной корпорации. Антиправовой характер власти не угрожает чиновникам, которые понимают, что призывы к борьбе с коррупцией - необходимые правила игры в сложившейся экономической системе. Антизападничество и великодержавие почитаются за хороший тон. Но главное - деморализованное и дезориентированное население вновь, теперь уже добровольно, выбирает изоляционизм и шовинизм.

Сколько россиян в эти дни поднимут бокал за Август 1991-го? В принципе сейчас важно только то, что остались те, кто помнят демократические идеалы перестройки и тот миг свободы и дорожат ими. И неизвестно еще, сколько сторонников Августа появится спустя еще 15 лет. В России, как известно, надо жить долго.

http://grani.ru/Politics/Russia/m.109846.html