08.05.2008
Итак, все развивается в советских
традициях: за новым учебником по отечественной истории, в котором Сталин
представлен "эффективным менеджером", последовали мероприятия по
разъяснению новых установок общественности. 22 апреля в Культурном центре ФСБ состоялся круглый стол по теме "Проблемы публикации
источников о Великой Отечественной войне. Критика попыток фальсификации
истории".
Начальник Центра полковник Сергей
Игнатченко объявил, что ФСБ готова предоставлять архивные документы периода
Великой Отечественной войны как историкам, так и журналистам. Средства массовой
информации растиражировали новость как сенсацию. Однако те, кто когда-либо
работал в российских архивах и пытался получить доступ к закрытым документам по
советской истории, знают, что дьявол в деталях. Все встало на свои места после
разъяснения главного научного сотрудника Института всеобщей истории РАН,
председателя Ассоциации историков Второй мировой войны Олега Ржешевского.
"Конечно, – сказал он, – некоторые документы останутся
недоступными на века, если это касается государственной или личной тайны".
Этот ответ означает, что в
обозримое время (пока в России будет нынешняя власть) историки не увидят
документы (те, что еще не уничтожены), раскрывающие действительные замыслы
Сталина во Второй мировой войне. А именно эти документы представляют самую
серьезную государственную тайну как Советского Союза, так и России – его правопреемницы.
Г-н Ржешевский сделал еще одно
примечательное заявление. Он призвал российский парламент отказаться от
постановления "О политической и правовой оценке советско-германского
договора о ненападении от 1939 года", принятого II Съездом народных депутатов СССР в декабре 1989
года. "Когда осуждали этот протокол (секретный дополнительный протокол к
договору. - И.П.), – вопросил Ржешевский, – думал ли кто-то о том, что договор
был заключен в интересах безопасности? Ведь никто не задавался вопросом, в каких
условиях он заключался. В тот период СССР был зажат в угол, и другого выхода не
было". Если парламент России откажется от осуждения версии этого
протокола, подчеркнул он, "это позволит вести более эффективную борьбу с
фальсификаторами истории".
Полагаю, что Ржешевский и другие
старейшины советской военно-исторической науки – Анфилов, Гареев, Горьков,
Орлов и прочие - давно ждали реванша, хотя уже и десять лет назад было понятно,
что победа будет за ними. Они сохранили все посты в российской исторической науке,
они же контролировали подготовку новых кадров историков. Правда, в 1997 году на
заседании Ассоциации историков Второй мировой войны они лишь заявляли, что
"история – наука политическая" и историку необходимо "всегда
помнить об интересах своего государства и заботиться о здравомыслии поколений,
вступающих в жизнь".
Здесь я позволю себе
процитировать собственный текст, написанный под впечатлением того
заседания. В нем зафиксировано противостояние, имевшее место тогда в российской
историографии:
"Состоявшаяся дискуссия
продемонстрировала то, что историкам демократического направления не удалось
оттеснить или сколько-нибудь заметно потеснить историков прокоммунистического
направления. Последние, сохранив свои позиции в институциональной системе
постсоветской науки, перешли к реваншу, который собственно научного значения не
имеет. Однако он оказывает серьезное влияние на процесс дальнейшей деградации
исторической науки в России и скажется на подготовке нового поколения
историков.
Процессы, которые происходят в
постсоветской исторической науке, связаны с общими политическими процессами в
стране. Демократия не удалась даже в истории, да и не могла удаться при
наличном соотношении сил. Если бы прокоммунистический реванш получил хотя бы
отпор со стороны мировой исторической науки, но и здесь сложилась
парадоксальная ситуация: западные историки не только формально контактируют с
прокоммунистическими историками, но и поддерживают их концептуально. Российским
историкам демократического направления придется проявить не только терпение, но
и отвагу".
Если положение с тех пор и
изменилось, то только в худшую сторону. Прокоммунистические историки, захватив
командные высоты, пытаются вернуть территорию, отданную в конце 1980-х – начале
1990-х годов.
Олег Ржешевский выступает за
отмену постановления Съезда народных депутатов, которое для своего времени было
прогрессивным, но по сути половинчатым. С 1989 года историография кануна Второй
мировой войны в своих оценках ушла далеко вперед. Комиссия Александра Яковлева,
готовившая проект постановления, не вышла за рамки обсуждения договора как
международно-правового документа. Советско-германский договор о ненападении,
подписанный Молотовым и Риббентропом в Москве 23 августа 1939 года, не был
поставлен в исторический контекст, и никаких принципиальных выводов о его
последствиях не делалось. Яковлев ограничился замечанием о том, что "у
Сталина и некоторых людей из его окружения уже тогда могли быть имперские
замыслы, чуждые принципам социализма", а также "иллюзии... не
позволившие должным образом использовать полученную передышку".
Однако даже такая осторожная
оценка договора не дает покоя Ржешевскому и Ко. И конечно, не чем иным, как фальсификацией,
с которой необходимо вести "эффективную борьбу", является для них
вывод о том, что советско-германский договор и секретный дополнительный
протокол к нему о разделе сфер влияния неопровержимо свидетельствуют: Сталин и
Гитлер несут равную ответственность за развязывание Второй мировой войны.
Сталин подтолкнул Гитлера к нападению на Польшу 1 сентября 1939 года, так как
договор устранял для нацистской Германии опасность войны на два фронта. Сталин
вынашивал свой план вступления в войну, и этот план был не оборонительным, а
агрессивным. О нем он поведал, в частности, в своей речи перед членами
Политбюро 19 августа 1939 года. Первая публикация в России одной из записей этой речи в декабрьском
номере журнала "Новый мир" за 1994 год была сделана Татьяной
Бушуевой.
Какой это был замечательный
момент! Тот декабрьский номер значил для меня то же, что, полагаю, для
поколения 60-х ноябрьский номер "Нового мира" за 1962 год с публикацией
"Одного дня Ивана Денисовича". Это был прорыв – нашелся недостающий
кусочек пазла в общей картине кануна Второй мировой войны. Со стороны Татьяны
Бушуевой это был поступок, потому что и до того, и после речь либо
замалчивалась, либо объявлялась фальшивкой. В настоящее время известны и другие
записи сталинской речи кроме опубликованной в 1994 году. Найдено немало
свидетельств, подтверждающих как сам факт произнесения речи, так и содержание
того, что говорил Сталин 19 августа 1939 года.
И для меня стало потрясением
сообщение о том, что Бушуева тоже принимала участие в заседании круглого стола
в ФСБ. Один этот факт характеризует обстановку и в стране, и в среде историков
ярче, чем все новости, вместе взятые. Я не знаю, что Татьяна Семеновна имела в виду,
говоря, что "в 90-х годах, после открытия
архивов, произошло резкое размежевание среди историков, и даже появились
попытки фальсификации истории, в том числе путем прямого измышления фактов,
подделки документов и т.д". Но для меня это прозвучало как покаяние
Дмитрия Дудко.
Нынешняя власть может указывать,
а обслуживающие ее историки писать о Второй мировой войне что угодно. Они могут
сколь угодно лгать, возвеличивая Сталина и его политику, сколь угодно клеймить
враждебные им интерпретации и бороться с ними. Но правду о войне, которая в
конце 1980-х – начале 1990-х вырвалась из-под глыб, затолкать обратно уже не
удастся. Она живет. И чем сильнее будет навязываться обществу просталинская
концепция, тем больше люди будут тянуться к правде.
http://grani.ru/War/m.136132.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий