К 80-летию начала Второй мировой войны: реплика

Есть такой либеральный историк Леонид Млечин. Автор многочисленных популярных книг о советских вождях. Любимец «Свободы», «Эха Москвы», «Новой газеты». В настоящее время ведёт на YouTube свой канал «История Леонида Млечина». Круг его сюжетов исключительно широк. Млечину принадлежит особая роль среди российских историков, которая заключается в том, что у него есть привилегированный доступ не только к затрагиваемым темам, но и к архивным документам самого высокого ранга – с документами низового уровня он работать не будет. Кто обеспечил ему такой особый доступ, закрытый для подавляющего большинства рядовых историков,  – это вопрос, на который вряд ли будет получен конкретный ответ. Но  миссия у него, безусловно, есть.

Написать этот текст о Млечине я решила после его видео под названием «Завещание Константина Симонова», подготовленного к 40-летию со дня смерти писателя. Вроде бы всё нормально:  проникновенно, с личными воспоминаниями. Ан нет, об очень важном событии из жизни Симонова Млечин умолчал. А таким событием, на мой взгляд, является фрагмент его «Заметок к роману», датированных декабрём 1964-го, когда Симонов работал над своими романами о войне. Этот фрагмент делает известный портрет писателя не только более объёмным и противоречивым, но и, я бы сказала, более трагичным, чем тот, который встаёт со страниц его заметок о Сталине «Глазами человека моего поколения» и о котором Леонид Баткин написал своё эссе «Сон разума».

Это рассуждения о том, к какой войне готовился Сталин. О них стало известно, когда «Новая газета» к 100-летию Константина Симонова впервые напечатала «Заметки к роману». Вот, на мой взгляд, самый показательный отрывок: «Я лично думаю, не имея для этого никаких документальных оснований, что его план сводился к следующему – и таков был его план с самого начала, с периода переговоров с Риббентропом. Во-первых, выйти на как можно более передовые европейские рубежи, в непосредственную близость к фашистской Германии, сойтись с нею бок о бок. Это было сделано. Во-вторых, он предполагал, что немцы ввяжутся в другую, может быть, победоносную, но тяжелую и изматывающую войну с Англией и Францией. И в-третьих, насколько я понимаю, он планировал, перевооружив армию, укрепив ее, переведя промышленность, если не на военные рельсы, то в положение, при котором она быстро могла перейти на них, – ударить по фашистам, занятым войной на Западе, разгромить их, на их плечах пройти всю Европу, может быть, вплоть до Испании – он всегда помнил о неудаче в Испании – и установить в ней социалистический строй». «Мне лично кажется, – писал он, – что он этот военный удар по фашистской Германии планировал на лето сорок второго года и именно поэтому так слепо и невероятно упрямо не верил в возможность нарушения этого своего плана, за которым для него стояла победа социалистического строя во всей Европе...». 

Для того времени это очень неординарные рассуждения. Так, автор самой смелой на тот момент книги о начале войны Александр Некрич (его книга «1941. 22 июня» была издана в 1965 году) резко отрицательно высказался по поводу, как он писал, «легенды о превентивной войне», которую «искусственно поддерживают западногерманские неонацисты и некоторые реакционные западногерманские публицисты и историки».

К этому следует добавить рассуждения самого Млечина о кануне войны. Во-первых, в своих выступлениях он вообще не упоминает о планах Сталина по советизации Европы, наиболее откровенно изложенных в его речи от 19 августа 1939 года. Во-вторых, последовательно проводит идею, что Сталин не хотел воевать с Германией ни в 1939-м, ни в 1940-м, ни в 1941-м. А вот Гитлер, наоборот. Цитирую: «С первых шагов в политике фюрер откровенно говорил о намерении уничтожить большевистскую Россию как источник мирового зла. Нападение на нашу страну было для него лишь вопросом времени». Гитлер «от души презирал Россию и русских, считая этот народ, известна его расовая теория, в которой народы, населявшие Советский Союз, стояли внизу этой лестницы, он презирал, он хотел все это уничтожить». 

По сути, взгляд либерального историка Леонида Млечина не отличается от господствующей ныне просталинской концепции начала Второй мировой войны. А его миссия, о которой я сказала вначале, заключается, на мой взгляд, в том, что в своих текстах и выступлениях он как бы подрихтовывает, облагораживает эту концепцию, придавая ей приемлемый для Кремля либеральный вид. И не без успеха. Именно такой взгляд на канун войны лежит в основе концепции второго тома биографии Сталина, написанного либеральным американским историком Стивеном Коткиным – «Сталин: в ожидании Гитлера, 1929—1941 гг.» (Stalin: Waiting for Hitler, 1929—1941, 2017).