Дело не в Сталине!

Сегодня, в очередной день рождения Сталина, либеральные СМИ (например, на «Свободе») опять говорят о его личности и клеймят народ, который до сих пор восхваляет этого исторического деятеля. За почти 30 лет с момента объявления «гласности» ни на шаг не продвинулось общественное понимание того, что дело не только в личности этого человека, а в  выстроенном им конспиративном механизме власти, в сути проведённой им модернизации, в его великодержавной внешней политике. Не надеясь на успех, воспроизвожу часть своего текста 2011 года, который я специально посвятила анализу причин проигрыша либералов в дискуссиях Кургиняну и Ко. Сегодня надо говорить уже не только о вине верховной власти, более 20 лет назад давшей «добро» на спецоперацию по возвеличиванию Сталина, но и о вине либералов, их изъянах в понимании российского прошлого и настоящего. Причина этих изъянов – общая российская болезнь: здесь мало кто способен, говоря словами Юрия Трифонова, «дочерпывать последнее, доходить до дна».

 Итак: 1. Все эти годы, пока шло внедрение положительного образа Сталина-государственника в общественное сознание, либералы избегали делать акцент на необходимом объяснении того, как была устроена сталинская система власти. Почему? Да потому, что тогда очевидными становились аналогии с действующей российской властью. Политическая система, как правило, сводилась к режиму личной власти Сталина, а причины репрессий – к особенностям его характера и политического стиля. Весь справедливый пафос разоблачений направлялся на репрессии, ГУЛАГ и другие жестокости того времени.

2. Говоря о сталинском «социализме», даже самые продвинутые либеральные эксперты соглашались с оппонентами в положительной оценке сталинской модернизации. Расхождение было лишь в вопросе о «цене». При этом, не подвергалась сомнению статистика арестованных и расстрелянных, рожденная в недрах НКВД/КГБ. По ней получается, что и сама «цена» сталинской модернизации не столь велика, а вполне сравнима с «издержками» модернизации в западных странах. Признание успешности сталинской модернизации сочеталось с апологией внешней политики – мало кто устоял перед «обаянием» сталинского великодержавия.

3. В тени оставалась подлинная цель сталинской модернизации – создание военной промышленности, в результате чего структура производства оказалась предельно деформированной. Не объяснялся и тот принципиальный факт, что сталинская модернизация обернулась глубоким социальным регрессом, откатом в историческом развитии по сравнению с концом XIX - началом XX века, когда Россия двигалась по пути создания демократических институтов, частной собственности и правовой культуры. Не раскрывались и долговременные разрушительные социальные последствия сталинских преобразований. А это не только гибель миллионов людей. Это миллионы людей, прошедших лагеря и впитавших в себя лагерную культуру. Это уничтожение общества как самостоятельной субстанции, превращение его в пространство для манипуляций власти.

4. Акцентируя внимание на репрессиях и зверствах ГУЛАГа, либералы обвиняли в них всех коммунистов, в том числе и тех, кто не имел к ним никакого отношения. Наоборот, многие коммунисты брежневского времени были последовательными антисталинистами, в отличие от сегодняшних коммунистов партии Зюганова. В тени оставались и такие привлекательные стороны советского «развитого» социализма как всеобщее среднее образование, бесплатное высшее образование, бесплатная медицинская помощь и т.д. В отличие от либералов, Кургинян не уставал подчеркивать социальные завоевания советского строя. Эти его рассуждения падали на благодатную почву. Люди и без него помнят, что каких-то 30 лет назад в стране не было ни бомжей, ни нищих, ни решеток на окнах, ни металлических дверей с несколькими замками. Объяснений же того, что на самом деле происходило в стране в брежневский период «застоя», не давала ни та, ни другая сторона.

5. Тогда в недрах советского строя, буквально по Марксу, зарождались основы новых общественных отношений. «Застой» в действительности был периодом интенсивного, хотя и подспудного социально-экономического развития. Развивался не советский коллективизм, на потенциал которого до сих пор надеется Кургинян, а тайный криминальный индивидуализм в виде теневой экономики. Если на поверхности в 1970-80-е годы были снижение темпов роста производства, социальная атрофия и отчуждение работника от результатов собственного труда, то тайно шло активное присвоение прибыли с государственных предприятий субъектами теневой экономики. Когда значительная часть этой прибыли перешла в частные карманы теневиков, тогда-то и был подписан приговор советскому социализму. Перестройка, начавшись с призывов сделать социализм более эффективным, в итоге привела к его формальной гибели. Августовский путч 1991 года, оборвавший перестройку, означал не «демократическую революцию», как до сих пор считают многие либералы, а всего лишь смену действующей власти. Разрушение «вертикали» власти партийных комитетов, скреплявшей Советский Союз как унитарное государственное образование, повлекло за собой его неизбежный распад.

6. Возвеличивая Бориса Ельцина и Егора Гайдара, либералы до сих пор не готовы признать подлинный характер так называемой августовской революции 1991 года и извлечь из нее необходимые уроки. Они не говорят, что гайдаровская реформа высвободила теневые криминальные общественные отношения, а приватизация способствовала их легализации. Никто из либералов во власти не представлял, что делать с доставшейся им в наследство советской промышленностью, почти 80% которой так или иначе работало на войну. В результате многие заводы оказались заброшены, а ставка закономерно сделана на использование природных богатств страны. Владельцами их стала небольшая группа частных лиц. В итоге на смену советской государственной собственности пришла не капиталистическая частная собственность с сопутствующим ей регулятором – правом, а гипертрофированная личная собственность, при которой отношения регулируются системой понятий и устранением неугодных. С приходом к власти Владимира Путина новые собственники оказались напрямую включены в технологическую цепочку государственной власти.

Правление Путина прошло под девизом укрепления традиционной российской государственности, в которой существуют только верховная власть и её подданные. За эти годы стало окончательно ясно, что в России нет ни реальных общественных сил, ни самостоятельных гражданских структур, способных предложить и отстаивать иной, не государственнический, а гражданский путь развития страны.