Издержки державности

14.02.2011

Проигрыш либералов в дискуссиях Сергею Кургиняну - это, как говорится, совершившийся факт. Достаточно посмотреть наиболее значимые передачи с его участием сторон - "Суд времени", где главным его оппонентом был Леонид Млечин, а судьей - Николай Сванидзе, и недавний "Поединок с Владимиром Соловьевым", в котором Кургиняну противостоял Алексей Венедиктов.

Не секрет, что Кургинян - убежденный сторонник не только империи, но и так называемого красного проекта. Он верит в потенциал Советского Союза, который мог бы развиваться еще долгие годы, если бы, по его словам, не был предан и разрушен представителями советской элиты, в первую очередь Горбачевым, Яковлевым и Ельциным. Говоря о последствиях распада СССР - деиндустриализации, вопиющем социальном расслоении и деградации народа, - Кургинян солидаризируется с самыми жесткими критиками современного режима.

Выход из создавшегося положения он видит в новом издании "красного проекта" с новой постиндустриальной идеологией вместо коммунистической. Его уверенность в будущей победе имеет вполне объективные основания. Я имею в виду, во-первых, возрождение в современных условиях сталинского механизма властвования. Во-вторых, проводимую уже более 15 лет целенаправленную кампанию по внедрению в общественное сознание образа Сталина как великого государственника. По сравнению с этой кампанией политика гласности, которая, как считает Кургинян, сломала общественное сознание, была гораздо более поверхностной и длилась от силы пять лет (вторая половина 1980-х - начало 1990-х годов).

Помимо объективных предпосылок победе Кургиняна способствует его демагогический талант, который он мобилизовал на защиту своей точки зрения, не брезгуя ни передержками, ни откровенными фальсификациями. Свою роль он рассматривает как миссию вернуть народу России ее историю, а истории ее смысл. В "Поединке", увлекшись, он сравнил свои речи с Нагорной проповедью. Безусловно, Кургинян выражает точку зрения определенной части российской элиты, которая именно так представляет будущее страны.

Однако я хочу более подробно остановиться на позиции оппонентов Кургиняна - либералов, которые в немалой степени обеспечили ему победу. Тут важны прежде всего изъяны в их видении российского прошлого и настоящего. Причина этих изъянов - общая российская болезнь: здесь мало кто способен, говоря словами Юрия Трифонова, "дочерпывать последнее, доходить до дна". Если суммировать, получается следующая картина:

1. Все эти годы, пока шло внедрение положительного образа Сталина-государственника в общественное сознание, либералы избегали делать акцент на необходимом объяснении того, как была устроена сталинская система власти. Почему? Да потому, что тогда очевидными становились аналогии с действующей российской властью. Политическая система, как правило, сводилась к режиму личной власти Сталина, а причины репрессий - к особенностям его характера и политического стиля. Весь справедливый пафос разоблачений направлялся на репрессии, ГУЛАГ и другие жестокости того времени.

2. Говоря о сталинском "социализме", даже самые продвинутые либеральные эксперты соглашались с оппонентами в положительной оценке сталинской модернизации. Расхождение было лишь в вопросе о "цене". При этом, не подвергалась сомнению статистика арестованных и расстрелянных, рожденная в недрах НКВД/КГБ. По ней получается, что и сама "цена" сталинской модернизации не столь велика, а вполне сравнима с "издержками" модернизации в западных странах. Признание успешности сталинской модернизации сочеталось с апологией внешней политики - мало кто устоял перед "обаянием" сталинского великодержавия.

3. В тени оставалась подлинная цель сталинской модернизации - создание военной промышленности, в результате чего структура производства оказалась предельно деформированной. Не объяснялся и тот принципиальный факт, что сталинская модернизация обернулась глубоким социальным регрессом, откатом в историческом развитии по сравнению с концом XIX - началом XX века, когда Россия двигалась по пути создания демократических институтов, частной собственности и правовой культуры. Не раскрывались и долговременные разрушительные социальные последствия сталинских преобразований. А это не только гибель миллионов людей. Это миллионы людей, прошедших лагеря и впитавших в себя лагерную культуру. Это уничтожение общества как самостоятельной субстанции, превращение его в пространство для манипуляций власти.

4. Акцентируя внимание на репрессиях и зверствах ГУЛАГа, либералы обвиняли в них всех коммунистов, в том числе и тех, кто не имел к ним никакого отношения. Наоборот, многие коммунисты брежневского времени были последовательными антисталинистами, в отличие от сегодняшних коммунистов партии Зюганова. В тени оставались и такие привлекательные стороны советского "развитого" социализма, как всеобщее среднее образование, бесплатное высшее образование, бесплатная медицинская помощь и т.д. В отличие от либералов, Кургинян не уставал подчеркивать социальные завоевания советского строя. Эти его рассуждения падали на благодатную почву. Люди и без него помнят, что каких-то 30 лет назад в стране не было ни бомжей, ни нищих, ни решеток на окнах, ни металлических дверей с несколькими замками. Объяснений же того, что на самом деле происходило в стране в брежневский период "застоя", не давала ни та, ни другая сторона.

5. Тогда в недрах советского строя, буквально по Марксу, зарождались основы новых общественных отношений. "Застой" в действительности был периодом интенсивного, хотя и подспудного социально-экономического развития. Развивался не советский коллективизм, на потенциал которого до сих пор надеется Кургинян, а тайный криминальный индивидуализм в виде теневой экономики. Если на поверхности в 1970-80-е годы были снижение темпов роста производства, социальная атрофия и отчуждение работника от результатов собственного труда, то тайно шло активное присвоение прибыли с государственных предприятий субъектами теневой экономики. Когда значительная часть этой прибыли перешла в частные карманы теневиков, тогда-то и был подписан приговор советскому социализму. Перестройка, начавшись с призывов сделать социализм более эффективным, в итоге привела к его формальной гибели. Августовский путч 1991 года, оборвавший перестройку, означал не "демократическую революцию", как до сих пор считают многие либералы, а всего лишь смену действующей власти. Разрушение "вертикали" власти партийных комитетов, скреплявшей Советский Союз как унитарное государственное образование, повлекло за собой его неизбежный распад.

6. Возвеличивая Бориса Ельцина и Егора Гайдара, либералы до сих пор не готовы признать подлинный характер так называемой августовской революции 1991 года и извлечь из нее необходимые уроки. Они не говорят, что гайдаровская реформа высвободила теневые криминальные общественные отношения, а приватизация способствовала их легализации. Никто из либералов во власти не представлял, что делать с доставшейся им в наследство советской промышленностью, почти 80% которой так или иначе работало на войну. В результате многие заводы оказались заброшены, а ставка закономерно сделана на использование природных богатств страны. Владельцами их стала небольшая группа частных лиц. В итоге на смену советской государственной собственности пришла не капиталистическая частная собственность с сопутствующим ей регулятором - правом, а гипертрофированная личная собственность, при которой отношения регулируются системой понятий и устранением неугодных. С приходом к власти Владимира Путина новые собственники оказались напрямую включены в технологическую цепочку государственной власти. 

Последние десять лет прошли под девизом укрепления традиционной российской государственности. Стало окончательно ясно, что здесь нет реальных общественных сил и самостоятельных гражданских структур, способных предложить и отстаивать иной, не государственнический, а гражданский путь развития страны. С таким историческим наследством и с багажом разочарований последних десятилетий Кургинян вполне может оказаться прав, предрекая победу нового "красного проекта" к 2019 году. Конечно, это будет проект в современном издании. Однако суть государственного устройства, при котором существуют только верховная власть и ее подданные, от этого не изменится. 

http://grani.ru/opinion/m.186229.html

Пропала правда

22.08.2007

Недавно на "Эхе Москвы" состоялись дебаты между Александром Прохановым и Николаем Сванидзе на тему "Уроки истории: что воспитывает гражданина - мифы или правда?" Cпорили в основном о советской истории и о сталинских репрессиях. Оба журналиста - нередкие гости на этой радиостанции, да и на телевидении. К тому же у каждого есть собственная трибуна: у Проханова газета "Завтра", а у Сванидзе телепрограммы "Зеркало" и "Исторические хроники". Возникает подозрение, что постоянное присутствие этих журналистов в российских медиа, их парные и сольные выступления - некий пропагандистский прием, направленный на запутывание слушателя. Осознают они свою роль или нет - вопрос, не имеющий особого значения. Важно лишь то, что при всем различии их подходов к советской истории они оба служат власти. Но не исторической правде.

Конечно, каждый из них считает себя носителем истины. Сванидзе - яростный критик преступлений коммунистического режима, особенно сталинских репрессий. Он произносит высокие слова о том, что "правда - это бог свободных людей. Боятся правды те, кто хотят ее скрыть. И от своего народа скрывать правду достаточно бессмысленно, потому что это означает не что иное, как презрение к собственному народу..."

Проханов - противник позиции Сванидзе: "Я полагаю, что если вы выстраиваете вот этот антисоветский, антисталинский миф, называя его правдой, эта правда должна быть ошеломляющей, эта правда должна перемолоть сознание, эта правда должна вызвать к жизни контрсознание". Но - "вам не удается это сделать". Этот вывод следует признать справедливым. Его подтвердили результаты опроса 7786 слушателей: за Сванидзе проголосовали 59%, за Проханова - 41%. Если в преимущественно либеральной аудитории "Эха Москвы" почти половина поддержала позицию Проханова, то среди всего населения эта доля, надо полагать, гораздо выше.

Сегодня трудно представить себе ситуацию 1987-1989 годов, когда правда о сталинском времени и о советской истории стала выходить наружу. Этот краткий миг возбуждения социальной памяти народа - один из лучших моментов моей жизни. Я помню вечер памяти жертв сталинизма, состоявшийся 1 декабря 1988 года в Доме ученых Новосибирского академгородка. Зал на тысячу мест был полон, люди стояли в проходах. Необычайное единение охватило присутствовавших, когда была объявлена минута молчания. Помню и огромное число людей, приходивших на лекции о так называемых белых пятнах советской истории. Выступавшие, и я в том числе, еще не знали о многих секретных документах. Но люди верили и тянулись к нам, потому что мы все вместе хотели докопаться до правды.

Сегодня понятно, что наряду с процессом осмысления собственной истории, осознания необходимости для страны свободы и демократии, наряду с первыми опытами создания неформальных общественных организаций и борьбой за отмену 6-й статьи Конституции о руководящей роли КПСС шел и другой процесс - растаскивания государственной собственности. Раскрытие правды о преступлениях сталинщины, как тогда говорили, а также критика советской действительности, как, например, на Первом съезде народных депутатов, объективно стали прикрытием заключительной стадии подпольной революции в советской экономике. Она началась после смерти Сталина, когда прекратилось массовое насилие, набрала силу в 1970-е годы и вышла на поверхность во время перестройки. Экономическая реформа Гайдара легализовала результаты приватизации государственной собственности советской номенклатурой и ее приближенными.

Когда новая российская власть укрепилась, стала ясна ограниченность критики советского прошлого. Она спотыкалась в первую очередь на вопросах о механизме коммунистической власти и о действительных причинах распада СССР. Среди множества исторических публикаций, появившихся за прошедшие два десятилетия, очень мало работ, объясняющих, как действовала эта власть. Не раскрыта и та самая подпольная революция, происходившая в условиях внешне благополучного брежневского периода. В объяснении механизма советской (а точнее, сталинской) государственности новая власть не была заинтересована, потому что почти сразу же приступила к его воссозданию, вместо того чтобы выстраивать правовое государство. Поэтому акцент в изучении советского периода был сделан не на политической, а на социальной истории.

Что же касается объяснения причин распада Советского Союза, то здесь, как правило, выпячиваются факторы, которые уводят от сути действительных процессов - предательство вождей, беловежский сговор или обвал цен на нефть. Последний фактор - основа концепции недавней книги Егора Гайдара "Гибель империи". По понятным причинам он ищет объяснение во внешних обстоятельствах. Фактор нефтяных цен важен, но далеко не достаточен для понимания того, как и почему рухнул Советский Союз.

Проблемы с правдой и у участников наших дебатов. Проханов говорит об успешном (с точки зрения власти) сталинском мобилизационном проекте и о постоянстве матрицы этого проекта в российской истории, но при этом полностью игнорирует трагедию народа, ставшего "топливом" для этого проекта. Сванидзе, напротив, делает акцент на народной трагедии, но не признает тезиса о сталинском мобилизационном проекте и игнорирует фундаментальный вопрос о механизме коммунистической власти, хотя и называет ее преступной. Из-за этого он не видит или отказывается видеть (все-таки член Общественной палаты) сходство между советским и нынешним режимами. Сама мысль о возможных аналогиях между сталинской и современной властью представляется ему кощунственной. Поэтому его правильные слова о преступлениях сталинской власти работают вхолостую.

Сделав упор на разоблачении репрессий, Сванидзе не только не хочет говорить о сталинском мобилизационном проекте, но и не допускает возможности его повторения в будущем: "Вы так и пишете, - говорит он, обращаясь к Проханову, - мобилизационный проект 1937 года позволил сохранить русскую цивилизацию в ХХ веке. А мобилизационный проект 2007 года позволит сохранить русскую цивилизацию в XXI веке". Проханов же в этом случае не только лучше понимает особую природу русской цивилизации, но и выражает надежды кремлевских идеологов на повторение мобилизационного проекта: "Я думаю, что сегодня в гулаговских технологиях нет необходимости. Страна обладает другими технологиями, которыми не обладал Сталин. То же телевидение, масс-медиа, новые подходы к человеческому сознанию. Мобилизационный проект будет связан с подавлением. С подавлением той сегодняшней элиты, которая не заинтересована в развитии, которая заинтересована в торможении".

В этом ключевом слове "подавление" заключается искусственность и недолговечность оснований, закладываемых мобилизационными проектами, хотя Проханов и уверен в обратном. Эта уверенность позволяет ему открыто заявлять, что "сегодня технологический прорыв, который обещает правительство, потребует чистки, потребует жесточайшего обращения с этой сучьей, отвратной, мерзкой элитой. Эта чистка началась - она прошла в Новгороде Великом, за что, быть может, эти бандюки взорвали сегодняшний поезд, она идет по всем регионам. 34 региона подвергаются чистке. Это метла не сталинская, не метла ГУЛАГа, а другая метла, путинская, начинает мести по этой элите..."

Опыт российской истории показывает, что периоды мобилизаций в ней всегда сменялись периодами отступления, когда лейтмотивом становилось стремление к свободе и правде о прошлом и настоящем. И хотя в России действует правило не извлекать опыта из уроков прошлого, оно, это прошлое, все-таки не проходит бесследно. От этапа к этапу накапливается знание и понимание собственной истории. Поэтому остается надежда, что когда-нибудь в России будет востребована вся правда, без изъятия, вся, которую удалось добыть. Но это будет другая страна: другое общество и другая власть. 

http://grani.ru/Society/History/m.126299.html