Пресс-конференция Путина 17 декабря 2015 года

У меня не столько впечатление от президента Путина, сколько от представителей российского общества в зале, от их вопросов и, конечно, от политических комментаторов разных спектров. Все они, даже самые радикальные (как журналист Екатерина Винокурова с её вопросом о так называемой элитке – отпрысках государственных деятелей типа Ротенберга, Чайки, Турчака и т.п.), не отделяют себя от власти. Президент Путин говорит «мы», «наши» и то же самое говорят представители общества – «мы», «наши». К примеру, «пик кризиса мы уже прошли», «наша военная операция в Сирии», «мы действуем в Сирии», «наша обороноспособность». Причем солидаризируются с президентом, ничего не зная ни о мотивах, ни о целях этой власти, ни о её подлинных решениях, не зная даже того, кто представляет реальную власть в стране, потому что она действует на условиях строгой конспирации. (См. об этом подробнее мою статью «Нам не страшен WikiLeaks»).  Это и есть тот самый «русский тоталитаризм», о котором давно пишет Дмитрий Шушарин и который означает единение общества со своим «вождём».

Сегодня это правило российской жизни, ставшее её сутью. Характерен комментарий Эдуарда Лимонова в его живом журнале: «Мы все хотим, чтобы власть перестала быть такой скрытной, в конце концов мы все хотим знать, что с нами будет, какие у власти планы. Скрывать местонахождение и место жительства дочерей, – вполне нормально, а вот скрывать от нас наше будущее – это неуважение к нам». Как видим, Лимонов ждёт от власти определения будущего страны и не видит в этом вопиющей ненормальности. Здесь он точно выразил общее настроение российского общества. Но тогда и не надо удивляться: такому обществу можно и дальше беззастенчиво лгать, упражняться перед ним в демагогии и беззастенчиво использовать в своих интересах.

Вот почему я ещё раз повторю, что первым шагом настоящей оппозиции, которая представляет не тоталитарное, а гражданское общество, должно стать требование к этой власти «открыть лицо». 

Плохо информированные оптимисты

08.10.2007

Будет то, что мы решили. Будет так, как мы решили.
Глеб Павловский

Популярность президента Владимира Путина в российском народе сомнению не подлежит. Рейтингу в 85% позавидует руководитель любой страны. Для поклонников Путина это безусловный показатель правильности его политики, принесшей в российское общество так называемую стабильность. По словам кремлевского политтехнолога Глеба Павловского, "Россию буквально распирает финансовой, политической мощью, собранной в ее центре, в Кремле, и мощь продолжает прибывать".

Для Запада такая поддержка тоже показатель того, что дела в России идут нормально, хотя движется она в противоположном от демократии направлении. Например, по мнению американского политолога Аллена Линча, режим Путина "лучший из всех, что русские имели, пожалуй, за всю свою историю". Более того, многие из политологов подпали под обаяние этой власти, олицетворенной в Путине. Вот мнение Николая Злобина, американского эксперта российского происхождения, входящего в так называемый Валдайский клуб, который в этом году в четвертый раз был приглашен на встречу с Путиным:

"Отношение к России на Западе меняется, в том числе благодаря подобным встречам. А самое главное, что таких мероприятий не проводит ни один политик в мире, ни один президент. С этой точки зрения, Россия выглядит крайне открытой, демократической и суперсвободной страной. Президент встречается с ведущими западными политологами и экспертами совершенно неформально, без охранников, без помощников. Когда стоишь рядом с российским лидером на веранде с коньяком или шампанским на расстоянии 15 сантиметров – это производит сильное впечатление".

Я же отношу себя к той небольшой группе исследователей, которые с печалью наблюдают за ситуацией в России, отмечая, что преобладающие ее оценки российскими и западными экспертами в лучшем случае неверны, а в худшем – провокационны. Я не принимаю утверждения, что народ всегда прав. Как показывает история, прав он далеко не всегда. Более того, считаю, что политология умерла, по крайней мере в части, относящейся к России.

Комментаторство – это не политология. Рейтинг в 85% – результат преступных манипуляций кремлевских политтехнологов, паразитирующих на страхах и предрассудках больного российского общества. Может ли здоровое общество доверять власти - преемнице коммунистической, совершившей многочисленные преступления против собственного народа? Власти, которая не только не раскаялась в этих преступлениях, а наоборот, считает Сталина образцом эффективного менеджера, а репрессии исторически целесообразными при проведении модернизации?

Может ли здоровое общество равнодушно смотреть на творящиеся вокруг насилие и ложь, не выражая ни малейшего протеста, наоборот, поддерживая их? Может ли здоровое общество безоглядно доверять власти, которая настолько закрыта и неподотчетна ему, что творит все, что ей заблагорассудится? Она может, например, назначить на пост президента нового Симеона Бекбулатовича, как сделал в свое время Иван Грозный, а сам выехал из Кремля и жил на Петровке. Этот касимовский хан с октября 1575-го по август 1576 года был царем всея Руси, все грамоты и челобитные по приказу Ивана Грозного направлялись на имя Симеона.

Может ли здоровое общество добровольно сотрудничать с политической полицией, которая вербует все новых и новых сотрудников для охраны власти, проведения в жизнь ее инициатив и для подавления здоровых и независимых сил? Сегодня по-прежнему актуальны слова русского мыслителя Петра Струве, заметившего, что "во всемогуществе политической полиции и заключается в действительности та государственная самобытность, которую мы с полным правом можем противопоставить всему прочему культурному миру как наше подлинное достояние". Может ли здоровое общество одобрять действия власти, поощряющие худшее, что есть в русском народе: раболепство и стукачество, нетерпимость и ксенофобию?

Я не верю в теорию медленного развития общественного сознания. Для российского общества отрезвление может наступить только после катастрофы, к которой рано или поздно приведет политика действующей власти.

Положение усугубляется тем, что эта власть претендует на историческую миссию. Те политологи, кто утверждает, что у власти есть лишь корыстные интересы, не выходящие за рамки корпоративного государства или кооператива "Озеро", либо искренне заблуждаются, либо сознательно дезинформируют общество. Нет, такой власти узки рамки одних только финансовых интересов. Ей нужна великая идея, миссия типа "Москва – Третий Рим".

Для Сталина это была подготовка к захвату Европы. Для современной власти это то же великодержавие, но в новом обличье. Традиционное российское противостояние Западу выражается сегодня в агрессивном антиамериканизме и подается как идея сдерживания США (по образцу идеи сдерживания коммунизма, выдвинутой американским дипломатом послом в России Джорджем Кеннаном в знаменитой "длинной телеграмме" 1946 года). Г-н Павловский уверен, что "любые действия России в этой области, даже не будучи публично одобрены (мало ли как и куда оно повернется), будут молчаливо поддержаны большинством человечества, не исключая его западной части. Если угодно, Путин нашел уникальную нишу невысказанного "мирового спроса" на определенную политику, – и ринулся в эту нишу".

Свою историческую миссию во внутренней политике власть видит в очередной модернизации. В России она неразрывно связана с милитаризацией. Так было и во времена Петра Первого, и при Сталине - с одной, правда, принципиальной разницей. Петр, при всей его русскости, был все-таки западником и старался утвердить в России западные ценности. Сталин – антизападник, закатавший в асфальт все ростки гражданского общества.

Положив в основу своей внешней и внутренней политики антизападничество, путинская власть оказывается перед необходимостью встать и на антизападный путь модернизации, который в России традиционно осуществлялся посредством принуждения или прямого насилия. Именно поэтому все настойчивее разговоры о Сталине как об эффективном менеджере, о 1930-х годах как о десятилетии подъема, о репрессиях как о закономерных издержках модернизации, о необходимости для власти преодолеть ситуацию "недовыбора", что означает принятие линии не только на модернизацию, но и на мобилизацию.

Ясно одно: отрезвление будет долгим и мучительным. И начнется оно с осмысления своей недавней истории, которое в конце 1980-х годов не было доведено до конца. А что будут делать те, кто сегодня с таким жаром поддерживает власть? Трудно сказать, но не хотелось бы оказаться на их месте.

http://grani.ru/Politics/Russia/President/m.128359.html