Навальный, Явлинский и «борьба с угрозой нацизма» как спецоперация Кремля

При всём моём критическом отношении к деятельности Алексея Навального (читатель может убедиться в этом, ознакомившись со статьями по тегу «Навальный») я не могу согласиться с пафосом разоблачений его в нацизме. Прежде чем перейти к существу дела, замечу, что не вижу в нём второго «Ельцина» и вообще человека, который может прийти на смену президенту Путину, а потому, честно говоря, не вижу особого смысла обсуждать его политические взгляды.

Однако жаркие споры вокруг «нацизма» Навального актуализировали проблему кремлёвской спецоперации, которую я ещё в 2013 году обозначила как «борьба с угрозой нацизма». Обвиняя Н. в «нацизме», авторы, как правило, опираются на высказывания Валерии Новодворской и бывшей соратницы Н. по «Яблоку» Энгелины Тареевой. А Григорий Явлинский ещё и привлёк в свои союзники Мераба Мамардашвили, в частности его высказывание 1989 года «Если мой народ пойдет за Гамсахурдиа, я пойду против своего народа». Однако у Мамардашвили есть и другие высказывания по национальному вопросу. Так, в своей теоретической статье «Нигилизм и национальный вопрос» («Литературная газета», 6 марта 1991 года) он назвал национальные движения формой, в которой рождается гражданское общество, решаются проблемы гражданских свобод. Или, как говорили римляне, делается res publica – общее дело.

О выступлении Путина в Иерусалиме

По мнению украинского журналиста Виталия Портникова, оно «мыслилось Кремлем и организовавшим площадку для самолюбования российского президента околокремлевским олигархом Вячеславом Кантором как мощная заявка на преемственность – преемственность лидера страны-победительницы, защитницы и освободительницы». Нет, это не просто «самолюбование» и не просто «заявка на преемственность». Кстати, я не исключаю и вполне искренних чувств Владимира Путина, выступившего сегодня как на международном форуме памяти жертв Холокоста, так и на открытии монумента «Свеча памяти», посвящённого погибшим в блокаду ленинградцам.

Однако, к глубокому сожалению, «прогрессивная общественность» ни в России, ни на Западе так до сих пор и не поняла смысла всей этой деятельности, которую я обозначаю как «борьба с угрозой нацизма».

Навстречу Дню Победы: о фильме «Собибор» (2018)

«Это не просто фильм», как сказала Юлия Макарова, директор фонда Александра Печерского.

Да, это не просто фильм. Это часть весьма успешной спецоперации Кремля «Борьба с угрозой нацизма», которая до сих пор находится вне поля зрения т.н. прогрессивной общественности. А моя статья на эту тему «За антифашизм выдаётся неосталинизм», опубликованная 22 ноября 2017 года на сайте «Новые известия», оттуда удалена. (См. её здесь).

Это не просто фильм. Сегодня это ещё и часть оформившегося мировоззренческого тренда «антисталинизм=русофобия=реабилитация нацизма».

Кремль пошёл ва-банк

Высылка 152 российских дипломатов из почти 30 стран вызвала у большинства наблюдателей и политических комментаторов прилив энтузиазма: вот, наконец, Запад нашёл согласованное решение в отношении Кремля. «Беспрецедентное»! Запад «ощетинился»! Теперь Кремль в западне! Режиму осталось жить «от 6 недель до полугода»! Эти оценки не только преждевременны, но и недальновидны. Кремль не только не в западне, он, наоборот, переходит в наступление. Да, он играет теми картами, которые у него есть, «довольно слабыми», по мнению Запада. Однако при этом, во-первых, он считает себя умнее и интеллектуальнее его нынешних правителей. Во-вторых, и дальше готов поднимать ставки так, как расслабленный Запад уже разучился.

Урок истории по Дмитрию Киселёву

После нашумевшего выступления в Бундестаге школьника из Нового Уренгоя в России дан старт вновь зацементировать правду о кануне Второй мировой войны, которая стала выходить наружу в конце 1980-х – начале 1990-х годов. До этого горы книг о войне, изданных в СССР, объединяла просталинская концепция, состоявшая из набора незыблемых схем и стереотипов. Откроем любую из них,  например, книгу «Великая Отечественная война. Вопросы и ответы», изданную накануне перестройки, в 1985 году.  Читаем: «Обстановка ...вынудила СССР пойти на заключение 23 августа 1939 г. договора о ненападении с Германией, хотя до срыва Англией и Францией московских переговоров этот акт никак не входил в планы советской дипломатии.